Неточные совпадения
Сам же он во всю жизнь свою не
ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его службы, где не было никаких публичных красивых зданий; не замечал никого из встречных, был ли он генерал или князь;
в глаза не знал прихотей, какие дразнят
в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не был
в театре.
Для него имел значение тот факт, что празднование трехсотлетнего юбилея царствующей династии
в столицах прошло более чем скромно, праздновала провинция, наиболее активная участница событий 1613 года, — Ярославль, Кострома, Нижний Новгород.
— Да,
в столице все впечатления скоро
проходят! — сказала она томно. — Как хорош ваш дорожный туалет! — прибавила потом, оглядывая его.
И минувшее
проходит предо мной. Уже теперь во многом оно непонятно для молодежи, а скоро исчезнет совсем. И чтобы знали жители новой
столицы, каких трудов стоило их отцам выстроить новую жизнь на месте старой, они должны узнать, какова была старая Москва, как и какие люди бытовали
в ней.
Прошло два года. На дворе стояла сырая, ненастная осень; серые петербургские дни сменялись темными холодными ночами:
столица была неопрятна, и вид ее не способен был пленять ничьего воображения. Но как ни безотрадны были
в это время картины людных мест города, они не могли дать и самого слабого понятия о впечатлениях, производимых на свежего человека видами пустырей и бесконечных заборов, огораживающих болотистые улицы одного из печальнейших углов Петербургской стороны.
Прошло два года. Я вел репортерскую работу, редактировал «Журнал спорта» по зимам, чуть ли не каждую пятницу выезжал
в Петербург на «пятницы К.К. Случевского», где собирались литераторы, издававшие журнал «Словцо», который составлялся тут же на пятницах, и было много интересных, талантливых людей из литературного общества
столицы, и по осеням уезжал
в южнорусские степи на Дон или Кавказ.
Решение суда не заставило себя долго ждать, но
в нем было сказано:"Хотя учителя Кубарева за распространение
в юношестве превратных понятии о супинах и герундиях, а равно и за потрясение основ латинской грамматики и следовало бы
сослать на жительство
в места не столь отдаленные, но так как он, состоя под судом, умре, то суждение о личности его прекратить, а сочиненную им латинскую грамматику сжечь
в присутствии латинских учителей обеих
столиц".
В самом деле, человеку следовало бы жить или
в столице, или
в Кашине, а он живет
в Бежецке, живет запершись, ни с кем не видится, даже
в церковь не
ходит; днем пишет какие-то записки, а по вечерам производит таинственные действия.
«Государь
в столице, а на дрожках ездят писаря,
в фуражках
ходят офицеры»; у дверей ресторанов столики выставили, кучера на козлах трубки курят…
В течение полугода я испытал все разнообразие петербургской жизни: я был
в воронинских банях, слушал Шнейдершу, Патти, Бланш Вилэн,
ходил в заседания суда, посетил всевозможные трактиры, бывал на публицистических и других раутах, присутствовал при защите педагогических рефератов, видел
в"Птичках певчих"Монахова и
в"Fanny Lear"Паску, заседал
в Публичной библиотеке и осмотрел монументы
столицы, побывал во всех клубах, а
в Артистическом был даже свидетелем скандала; словом сказать, только
в парламенте не был, но и то не потому, чтобы не желал там быть, а потому, что его нет.
Словом сказать, ни
в столице, ни за границей — нигде жить охоты нет. Купить бы где-нибудь
в Проплёванском уезде, на берегу реки Гнилушки, две-три десятинки — именно так, ни больше, ни меньше, — да ведь, пожалуй,
в поисках за этим эльдорадо все лето
пройдет…
После смерти матери он жил по
столицам, а теперь приехал на житье
в свою разоренную усадьбу — на какую-нибудь сотню душ; и вместо того чтобы как-нибудь поустроить именье, только и занимался тем, что ездил по гостям, либо
ходил с ружьем да с собакой на охоту.
Поздним вечером или глухою ночью этой тропой рисковали
ходить только совсем беспечные люди: загулявший мастеровой, которому море по колена, студент, возвращающийся с затянувшейся
в Москве сходки. Остальные пешеходы предпочитали широкую дорогу, отделенную от пустырей канавами. Дорога эта встречалась затем с длинным опустевшим шоссе, уныло тонувшим
в сумрачной дали; слева слышались протяжные свистки ночных поездов, справа доносился глухой рокот
столицы, далеким заревом отражавшейся на темном небе.
Всевозможные тифы, горячки,
Воспаленья — идут чередом,
Мрут, как мухи, извозчики, прачки,
Мерзнут дети на ложе своем.
Ни
в одной петербургской больнице
Нет кровати за сотню рублей.
Появился убийца
в столице,
Бич довольных и сытых людей.
С бедняками, с сословием грубым,
Не имеет он дела! тайком
Ходит он по гостиным, по клубам
С смертоносным своим кистенем.
— Надо вообразить, — говорил он: — Москва — первопрестольный град,
столица — и по ночам
ходят с крюками мошенники,
в чертей наряжены, глупую чернь пугают, грабят проезжих — и конец. Что полиция смотрит? Вот что мудрено.
Проходит еще двое суток и наконец вдали,
в смуглом тумане показывается
столица. Путь кончен. Поезд останавливается, не доезжая города, около товарной станции. Быки, выпущенные из вагонов на волю, пошатываются и спотыкаются, точно идут по скользкому льду.
Наскоро остановил он снегом кровь на лице и пустился
в обратный путь
в столицу. Теперь ему уже нечего было делать
в лесу, да и надо было торопиться
в путь, потому что слепым он должен будет
пройти втрое дольше зрячего.
Передо мною
прошел целый петербургский сезон 1861–1862 года, очень интересный и пестрый. Переживая настроения, заботы и радости моих первых постановок
в обеих
столицах, я отдавался и всему, что Петербург давал мне
в тогдашней его общественной жизни.
После того
прошло добрых два года, и
в этот период я ни разу не приступал к какой-нибудь серьезной"пробе пера". Мысль изменить научной дороге еще не дозрела. Но
в эти же годы чтение поэтов, романистов, критиков, особенно тогдашних русских журналов, продолжительные беседы и совместная работа с С.Ф.Уваровым, поездки
в Россию
в обе
столицы. Нижний и деревню — все это поддерживало работу"под порогом сознания", по знаменитой фразе психофизика Фехнера.
Генерал Копцевич собирался скоро, — с пылом юноши, летящего на свидание, поспешал он
в столицу и уже терпеливо слушал последние напутствия гетманской дочери, которая была сомнительна насчет «русского направления» и советовала этим не увлекаться, потому что «это
пройдет».
Зато сами обитатели Олимпа, по велению этой моды,
сходили на землю, даже
в губернские города России, куда только проникал свет из очагов
столиц, роднились с простыми смертными и давали им свои имена и качества.
Уже пять лет
прошло с тех пор, как она
в первый раз вступила на сценические подмостки. Четыре года провела она сезоны на провинциальных сценах и лишь первый год выступила
в столице.
«
Пройти экватор» — значило совершить скандал по мере сил и умения, как Бог на душу положит. Вскоре, разумеется, явились и виртуозы по этой части, имена которых гремели на всю
столицу, стоустая молва переносила их
в захолустья, и слава о подвигах героев расходилась по весям [Села, деревни.] и городам российским.
Лавочник
в его же присутствии наскоро изъяснил о нем, что он «из-за Москвы», — «оголел с голоду»: чей-то скот пригнал
в Петербург и хотел там остаться дрова катать, чтобы домой денег послать, но у него
в ночлежном приюте какой-то странник украл пятнадцать рублей и скрылся, а он с горя
ходил без ума и взят и выслан «с лишеньем
столицы», но не вытерпел и опять назад прибежал, чтобы свои пятнадцать рублей отыскивать.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes),
в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,]
столица того, подобного Скифскому, государства, куда
ходил Александр Македонский, — Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление и на другой день войска его стали переходить Неман.